Сцена воссоединения двух братьев особой сентиментальностью не отличалась. Рукопожатие – одна штука. Переходящее в крепкое объятие – одна штука. С финальным хлопком по спине – одна штука.

Потом традиционное «По пиву?», такое же традиционное «Скорее по два». Совместный поход в магазин и долгий разговор перед телевизором, где в фоновом режиме крутится какая-то сотню раз видимая порнушка.

Сенька зол и раздражен. Поездка к родителям как всегда выбила его из колеи. Это уже неизменное правило – возвращаясь из Москвы, он всегда ворчит, ругается и клянется больше никогда у своих стариков не появляться, разве что на их похоронах. Я пожимаю плечами и несу какую-то душеспасительную пургу о том, что «не мы их выбираем, и мы им обязаны» в душе тоскливо соглашаясь, что, наверное, так было бы проще. Но в отличие от своего двоюродного брата, я не могу позволить себе переехать в другой город и навещать родственников раз в полгода. Я единственный, черт побери, сын. И я не могу послать все на хер и жить, как мне нравится…

Я иногда представлял себе эту другую жизнь… Где-нибудь у моря, где я обычно бываю в отпуске. Эдаким «спасателем Малибу» или инструктором по подводному плаванию. Работа, позволяющая не задумываться ни о каких бумажках, щеголять обнаженным мускулистым торсом и клеить симпатичных парней без оглядки на то, кто и что скажет по этому поводу.

Я запил горький смешок большим глотком пива и в очередной раз послал свои фантазии в долгий полет к выгребной яме. Для меня ничего не изменится, и лучше не фантазировать о стройных загорелых блондинах, потому, что у меня уже месяца четыре не было никого кроме собственной левой руки. Иногда меня посещала глупая мысль, что если бы не исправленный в детстве «левшизм», моя жизнь сложилась бы совершенно иначе. Может, я не скрывал бы собственных левых желаний и порывов… А может, их и вовсе бы не было? К черту!

Я, ухмыляясь, поднял свою кружку, Сенька вопросительно посмотрел на меня.

- За левое и правое! Чтоб оно было равноценно!

- За Шарика! – ехидно перевел кузен, чокнулся со мной и допил свое пиво. Раздраженно передернул плечами, - Блин… Сутки сидя – спина разламывается.

- Давай разомну, - весело предложил я. Свои корочки массажиста я давно потерял, да и получал их собственно за компанию со всем курсом, а не потому, что это было так уж нужно.

Впрочем, брат мне то ли доверял, то ли спина и правда болела, то ли он уже просто достаточно выпил, чтоб ему было насрать…

Голубая рубашка отправилась на спинку кресла. Я бы никогда не надел ничего такого цвета. Слишком яркий, сочный и вызывающий… Меня бы просто не поняли на работе. А Сенька… Впрочем, к его ярко-голубым глазам он шел. Да ему все к лицу. Высокий, с орлиным носом, красивым чеканным профилем, кудрявыми черными волосами, которые, правда последние пару лет постепенно отступали со лба под натиском зарождающихся залысин… Но ему даже это идет. Придает вид аскетичный и интеллектуальный.

Он улегся на диван лицом вниз, подсунул скрещенные руки под лоб.

- Не так. Во-первых, расстегни штаны…

- Это еще зачем? – нарочито-подозрительным тоном поинтересовался кузен, и у меня в голове тут же возникло с десяток неприличных ответов, но я только коротко пояснил:

- У тебя самая пострадавшая часть сейчас – поясница. Как я до нее через ремень доберусь?

Некоторые вещи лучше не поверять даже самым близким людям. И не потому, что не поймут… Скорее оттого, что если поймут, станет еще хуже.

У каждого свой способ борьбы с гомофобией. Семен избрал самый радикальный – он просто не делает различия между симпатичными мальчиками и девочками. Я не раз заставал в его постели смазливых парней беспечного нрава и легкого характера. Собственно занудство – это единственное, что он не прощает своим партнерам обоих полов. Быть занудой позволено только мне. Потому что я брат. Потому, что мы знакомы с самого детства. Потому что всегда и все поверяли друг другу и поддерживали. И я не хочу всего этого лишиться.

- Руки опусти… Да не так…

Я подошел к дивану, уложил ему руки, спустил брюки с его поясницы, уселся рядом и начал массаж. Сперва не спеша, разогреть… Екарны бабай… За полтора года забылось все… Ничего, вспомню… Тянуться наискосок к его плечу было неудобно, и Сенька это быстро заметил.

- Сверху садись. Что ты как не родной?

Я не родной, я двоюродный… А задница у тебя, братец такая, что… Хотя как раз, если я останусь тут сидеть, всю степень моего родственного влечения ты точно заметишь.

Оседлал Сенькины ягодицы и медленно, на ходу вспоминая основательно подзабытые курсы, прошелся снизу вверх по мышцам.

Кузен худощавее меня, но спина у него более гладкая, мышцы не такие рельефные. Мне часто говорили, что я симпатичный парень, но на его фоне я теряюсь.

И еще… Я влюблен в своего брата… Просто по-человечески влюблен. Семен весь как вспышка, как звезда… Его нельзя не любить. Хотя нет, еще он может безумно раздражать своей безапелляционной откровенностью, привычкой шутить по любому поводу, полным отсутствием идеалов и любовью к эпикурейской философии. В нем на первый взгляд трудно заподозрить обладателя двух высших образований и просто чертовски проницательного и умного человека… Впрочем, он сам своих талантов скорее стесняется. Его любимая поговорка: "Лучше быть безмозглым любовником, чем гениальным импотентом".

А еще у него куда более бледная, чем у меня кожа, и мои руки на фоне его спины выглядят темными и совсем загрубелыми.

Я разминал Сенькину поясницу, и с каждой минутой мне все сильнее хотелось приложиться к его спине губами и попробовать ее на вкус. Оставалось только радоваться, что я сижу, чуть приподнявшись на коленях над его бедрами, и он не может почувствовать, что со мной творится.

Собрать складку гладкой безволосой кожи, дернуть вверх до щелчка, ставя на место позвонок… Кузен тихо ругнулся в диванную обивку. Следующий… Еще один…

Если сосредоточиться на массаже, то можно даже не обращать внимания на возбуждение…

И все-таки я не удержался. Закончив с медицинской частью, я не ограничился простыми успокаивающими поглаживаниями. Кончиками пальцев снизу вверх по спине, легко цепляя кожу. Еще раз… Теперь по бокам, чуть надавливая, чтобы это не было щекоткой - ее Семен боится до неприличного девчачьего визга. Спина под моими прикосновениями покрылась мурашками. Наклонившись, якобы, чтобы дотянуться до плеч, я легко словно случайно дохнул на нее. И снова легкие, почти невесомые прикосновения вверх, потом к бокам, все ниже. Брат слегка приподнялся, скорее инстинктивно, теперь мои поглаживания начинались с самого живота, от дорожки волос, спускающейся от груди под брюки, дальше в стороны по косым мышцам пресса и вверх по талии снова к спине. Каждый раз, скользя пальцами по его животу, даже не касаясь, я чувствовал его возбуждение. У Сеньки стояло, стояло на меня и это пьянило, заставляло делать все больше глупостей, например склониться так низко, чтобы моргнув, коснуться ресницами позвоночника, выдохнуть длинной дорожкой в позвоночную дугу… И ни в коем случае не позволять собственному паху коснуться его ягодиц, потому тогда это уже не удастся выдать за случайность. Я склонился, в последний раз проводя пальцами от пупка между квадратиками мышц к бокам, чуть задевая ногтями кожу, собираясь закончить игру, пока она не зашла слишком далеко… Но ведь еще один раз можно?

Я не заметил, когда брат успел завести собственную руку под живот, и только вздрогнул, когда он перехватил мое запястье и потянул его ниже…

- Сенич, ты что, сбрендил совсем?!

Кузен только усмехнулся, взбрыкнул задом, заставив меня приподняться, и перевернулся на спину, прижимая мою ладонь к своей полурасстегнутой ширинке. Я резко рванулся, но моя нынешняя поза была не самой удобной для подобных телодвижений, и в результате я чуть не свалился с дивана. Свалился бы, если бы брат не дернул меня к себе за пойманную руку, и я не рухнул на него почти всем весом, отчаянно краснея и прекрасно понимая, что теперь я влип…

- Не тяжело тебе по полгода без мужика обходиться?

Это был какой-то ночной кошмар, воплотившийся наяву. Сенькин насмешливый голос, по-московски вытягивающий гласные, превращающий "о" в "а"… Спрашивающий меня о том, о чем он не мог даже догадываться по определению…

Я никогда не заводил романов в своем городе. Я никогда не поддерживал связи со своими отпускными увлечениями. У меня была официальная невеста. Я никогда и никому здесь не давал ни малейшего повода заподозрить меня в гомосексуализме…

- Братишка, ты здоров? - как можно насмешливее поинтересовался я, чувствуя, как глупо звучит этот вопрос в тот момент, когда я фактически лежу на нем, и его стояк упирается мне в живот, а своим бедром он прекрасно чувствует мою реакцию.

- Диска, кончай хуйней страдать, - вздохнул мой братец, невозмутимо запуская пальцы в мои волосы, - Тебе самому не надоело? Или тебе совесть не позволяет прийти ко мне и предложить потрахаться? Только не надо мне петь о том, что ты "не такая и ждешь трамвая". Хронический недоеб - это пострашнее нечистой совести.

Первой моей мыслью было желание немедленно заехать ему кулаком в ухмыляющуюся морду. Второй - обозвать придурком галлюцинирующим и послать на хуй. Третьей… Третьей мысли не оказалось, потому что Семен меня поцеловал.

И я сразу понял, почему все девочки и мальчики в округе с такой готовностью запрыгивали в его постель. Точнее в тот момент я ни хрена не понял, потому что думать оказался просто не способен. Мозги расплавились, стекли по позвоночнику в трусы и где-то там закипели.

Потому что брат без малейшего смущения по хозяйски расстегнул мои джинсы и с уверенностью собственника сжал в пальцах мой член.

Потому что он абсолютно точно знал, что делает еще когда дрочил его рукой, а уж когда он подключил к делу рот…

Я не знал, что Сенька так крышесносительно делает минет. Это вообще не то, что ты в первую очередь узнаешь о своих братьях. И совершенно напрасно, потому что… Ох, блядь!

Нет, я еще целый раз попытался вспомнить, что я - примерный мальчик Денис, сын своих интеллигентных родителей, парень достаточно образованный, чтобы знать что такое инцест. Но попытка разъяснить значение этого термина кузену закончилась тем, что у меня невозмутимо поинтересовались:

- Мы собрались детей рожать или просто поебаться в свое удовольствие?

И что возразить на этот неоспоримый аргумент я не нашел, а если честно, то и не искал особо, потому что хронический недоеб - он действительно куда страшнее нечистой совести, а моя совесть особой чистоплотностью никогда не отличалась…

И, черт возьми, это было действительно хорошо. Упираясь лопатками в подлокотник дивана, закинув одну ногу на его спинку и жадно ловя каждый Сенькин толчок, подставляя горло под его поцелуи и укусы, я не хотел думать о том, откуда он знает, что мне нравится именно это - жестко, без излишней нежности, но не грубо. Я всегда считал, что все обо мне знает только один человек…

Я резко дернул брата за волосы, заставляя поднять голову. Точеные черты его лица заострились, в нем появилось напряжение, кожа потемнела. Почему-то он никогда не краснел, только темнел лицом одинаково и от злости, и от страсти.

- Ты… с ней… спал… - не вопрос, утверждение, подчеркнутое яростным движением навстречу.

- Ревнуешь… к своей.. невесте?.. - Семен обнажил зубы в усмешке, больше похожей на оскал.

Ревную? Как я могу ревновать то, что мне не принадлежит. Моя "невеста", мой друг детства, была близнецом моего брата… Не внешне, но характерами они были так похожи, что я ни на мгновение не сомневался за что в пятом классе отчаянно влюбился в бесшабашную, абсолютно бесстыжую и отчаянную рыжую девчонку. Любовь, впрочем, не сложилась, кроме минета в семнадцать лет, когда я еще не был уверен, кто меня привлекает больше - девушки или парни. Зато дружба… И сейчас я никак не мог решить, предали меня или таким странным образом позаботились.

- Это… она тебе… сказала? - я невольно вскрикнул от слишком резкого толчка, а потом все завертелось перед глазами и слилось цветной полосой, а тягучий Сенькин голос шепнул в ухо:

- Дурачок… Мы же оба тебя любим…

И стало все равно. Они умней меня. Оба всегда были умнее. И если им так хорошо удается решать за меня - пусть решают. До этого дня в моей жизни все равно не было ничего, за что мне хотелось бы бороться.

- Я тоже вас люблю…