Автор - Айно
Название - Отель "Эфтаназия"
Жанр: angst/horror
Категория: слэш, гет
Рейтинг: автор не сказал, но, я бы сказала - NC-17
Предупреждения: насилие, педофилия, смерть персонажей... очень dark, короче.

Отель "Эфтаназия"

Relax said the nightman

We are programed to recieve

You can check out any time you like

But you can never leave

Я не мог вспомнить, как называется та станция с вонючей забегаловкой, где я ел лазанью с прокисшим (или прогорклым?) соусом и оливами, и где я арендовал старый лэндроувер с разбитой фарой.

Мне посоветовали быть поосторожнее на поворотах -- не всегда срабатывало переключение скоростей. Вот это было настоящее дерьмо... Кому-то я рассказывал о своем пути, сидя на постели в номере отеля "Палмер Бич"? Дешевый постоялый двор без стоянки, стоянка была где-то рядом, я помню, что долго петлял по темным улицам, прежде чем нашел ее. Назад я возвратился уже к утру, и мне, надо полагать, дали ключи. Два ключа, один от самой комнаты, а другой я уже не помнил от чего... сейчас я снова пытался это понять, но тщетно, кто-то скребся за дверью. И я встал и пошел открыть ее. Черт! Эта старая туша разлеглась прямо в коридоре, на ней было малиновое платье с синими цветами. Негритянка подняла круглую блестевшую от жира физиономию и спросила, который час.

-- Какого черта, вы тут делаете?

Она пригладила пухлыми пальцами, унизанными дешевыми кольцами, крашенные в вишневый цвет волосы и вынула из-за корсажа сигарету.

-- Дайте прикурить, мистер...

Я порылся в карманах и бросил ей зажигалку.

-- Меня зовут Лола, мистер, вы это не забыли? Имя-то короткое, а мою племянницу Матильда, -- она щелкнула зажигалкой и протянула ее мне обратно, -- благодарю вас.

-- Что мне за дело до вашей родни, -- пробормотал я, только в эту минуту осознав, что ее проклятое малиновое платье вызывает у меня сильную головную боль. Я ощупал затылок и повернулся, чтобы закрыть дверь. Но она схватила меня за ногу с неожиданным проворством. Ее толстые пальцы стиснули мою щиколотку, заставив меня передернуться от омерзения. Почему я ее так ненавидел?

-- Куда вы, мистер?

-- Пошла к черту, старая шлюха!

Я пнул ее свободной ногой в живот, но она и не охнула, но меня все же выпустила. Я захлопнул за собой дверь и повернул ключ.

Дрянное место, грязные потоки, грязные стекла, нет ни капли воды в кране…

Я никогда не привыкну к такому сраному месту… схватившись за телефон и справочник, я принялся искать номер портье. Кто-нибудь должен был починить кран и включить воду, я не принимал душ уже третий день с тех пор, как сошел с поезда в Джорджии, какой-то попутчик рассказывал мне о Митчелл, которую любила его жена. Эта дамочка жила в Джорджии, где остался ее дом музей… вот он и ехал туда исполнить последнюю волю своей благоверной и приложиться к мемориальным доскам. Он так много болтал, что я мысленно представлял себе, как убиваю его, а затем разрезаю труп огромным ножом мясника и закапываю в лесу под елями, там вся земля покрыта сухими хвойными иглами, они втыкаются мне в пальцы, под ногти… я вскрикнул – мне и правда воткнулся под ноготь осколок лезвия, оставшийся на полке в ванной.

Кровь капнула на серые плиты, я оглянулся вокруг в поисках полотенца, как раз когда в дверь снова постучали. «Держу пари», -- сказал я себе,-- «это все та же черная дура», я уже приготовился, вынув пистолет из кармана… нужное было ее как следует припугнуть, чтобы она оставила меня наконец в покое.

Стук повторился, и я распахнул дверь. В коридоре было все также темно, мой номер находился в самом конце у глухой стены. Но на этот раз меня решил достать падре.

Что-то от меня понадобилось священнику, я опустил пистолет.

-- Доброе утро инспектор.

Это начало мне не понравилось. Я снова направил на него пушку.

-- Откуда ты все же знаешь, кто я?

Он выставил вперед руки. Лицо у него было бледное с отеками под глазами и мясистым носом, а губы тонкие и о Господи… накрашенные или измазанные помадой.

-- Я не знаю, я только предложил… дело в том, что у нас есть почти все… вот я и подумал, что вы, скорее всего из полиции.

Мы стояли друг против друга еще с минуту, я явственно почувствовал мерзкий запах, доносившийся откуда-то с лестницы, словно там жарили какое-то протухшее дерьмо на жабьем жиру.

-- Вы позволите?

Мне совсем не хотелось, чтобы этот тип читал мне свои душеспасительные проповеди, я собирался принять душ и побриться и отправиться на стоянку, чтобы доехать до…

-- Черт с вами, входите.

Он прошел в комнату и остановился посредине. Я запер дверь. Пистолет я не убрал, а положил на стол. Мало ли что ему вздумается выкинуть…

-- Вы себя в зеркало видели?

-- А вам-то что за дело?

Я прошел в ванну и посмотрелся в зеркало. Лицо у меня было все перемазано кровью, не знаю, когда я успел так испачкаться тем, что натекло из пальца. Воды не было по-прежнему.

Я вернулся в комнату и взял справочник с отпечатками жирных пальцев бесчисленных постояльцев, ночевавших здесь до меня, в этой постели, трахавших проституток, или дрочивших вспоминая, как какая-нибудь баба стягивает с себя колготки за мутным стеклом общественного сортира… Телефон у меня был там же, где и пистолет, то есть на месте. Но нажимать на кнопки больным пальцем было неудобно, я провозился минуты три прежде чем набрал номер, какой-то он был странный, из пятнадцати цифр, такого мне не приходило на память ни в одном штате. В трубке долго продолжались гудки, но так никто и не ответил. Портье не было на месте.

-- Так что вам тут надо и с чего… это вы решили, что я…

Я присмотрелся к нему внимательнее. Воротничок, выглядывавший из-под сутаны у него был серы от грязи, а уши еще грязнее, и я усмехнулся, злорадно подумав, что к моему удовольствию никто не безгрешен в этом долбаном мире.

-- Я здесь тоже не так давно, -- начал он, -- примерно с неделю, но уже привык к некоторым странностям…

-- Да… это к каким же? – я заглянул под кровать и увидал там лист, вырванный из журнала, с голой красоткой, облизывавшей здоровенный желтый фаллоимитатор, листок был уже покрыт слоем пыли, пачкаться мне не хотелось, воды-то не было…

-- Здесь, знаете ли… мне трудно это объяснить. Я… видел, что вы хотели… чтобы…вы звонили…

Иногда он начинал заикаться, и это заикание бесило меня еще сильнее отсутствия воды в ванной.

-- Хотел, чтобы мне починили кран и принесли мыло, чтобы их черт побрал…

-- Не волнуйтесь.

Я выпрямился, стоя прямо перед ним, его болтовня меня раздражала не меньше, чем приставания черной Лолы четверть часа назад. Я приехал сюда не для того, чтобы они отнимали у меня время. В департаменте надзора за отельным сервисом скоро появится мой отчет, и этого владельца отеля «Палмер Бич» приговорят к кругленькой сумме за все, что испортило мне здесь утреннее настроение. Тут я нащупал удостоверение, но оно было подозрительно мягким и тонким, я запустил руку и вынул три визитки, все три оказались ненужным хламом, на одной из них был телефон того самого попутчика-паломника. Я собрался было бросить их в корзину, но потом передумал и положил обратно в карман.

У меня украли удостоверение, или я оставил его в машине… последнее было больше похоже на правду. За свою жизнь я не потерял ни одного документа. Теперь я был совсем расположен терпеть незваного гостя.

-- Так что тут происходит, отец…

Его маленькие темные глазки забегали и наконец уставились в пол.

Я снова вспомнил еловый лес и землю с толстым слоем хвои, вообще я бы с удовольствием закопал бы его там вместе с этим попутчиком…

Но тут он затараторил, так быстро, точно боялся, что получит пулю в лоб, раньше, чем успеет выговориться.

-- Понимаете, здесь очень много странного, так много, что я сам путаюсь (возможно, он сказал «пугаюсь», а не «путаюсь»? Я уже не помню), но я рад, что теперь здесь будет хоть кто-нибудь из полиции, это хорошо, я всегда говорил, что Церковь должна прежде всего работать в согласии с нашими… -- у него был отчетливо выраженный северный акцент, который исчезал, когда он начинал говорить медленнее, -- я прибыл сюда недавно, и когда я прибыл, тут уже были многие из… ну вообще из жителей.

-- Вы видели хозяина?

Мой вопрос поставил его в тупик.

-- А вы нет?

Вся пакость была в том, что я этого не помнил… я не помнил ни харю этого владельца отеля, ни одну из горничных, провожавших меня сюда, ни портье… но признаваться в этом я не собирался.

-- Нет.

-- Ах… -- он понимающе кивнул, похоже, мой ответ его даже обрадовал, -- ну вот я же говорил, здесь много неурядиц… я сам живу недалеко в Джар-сити, это в трех милях, там я как раз дожидался распоряжения своей миссии, меня должны были направить в Иран. И вот я остановился здесь. Когда узнал о том, что в городе так неспокойно. Так что ваш приезд я думаю, он с этим и связан.

-- С чем связан? – я смотрел на него, прищурившись. Он определенно был мне не по душе. Временами я даже сомневался в его психической нормальности.

-- Видите ли, тут произошло несколько убийств, таких ужасных… я не знаю подробностей, но говорят, что у каждой жертвы не оказалось никаких внутренностей, ничего… это отвратительное преступление… все были встревожены, ведь это означало, что убийца…

-- Серийный убийца?

-- Простите, инспектор?

-- Я говорю об этом маньяке, вырвавшем внутренности, он – серийный убийца.

Он задумался и наконец кивнул.

-- Да-да вы правы, это как в сериалах, настоящий кошмар. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Так вот я приехал сюда и остановился в отеле.

-- Палмер Бич.

-- Что-что? Простите…

-- Я сказал, что эта поганая дыра, -- я сел в рваное кресло и закурил, стряхивая пепел на пол, -- называется Палмер Бич.

-- О нет! – он улыбнулся, -- это ошибка, отель назван в честь последнего шерифа штата сэра Милгорана.

-- Милгорана? Какого еще Милгорана, что вы несете?

Я взял со стола справочник, полистав его на предмет названия, но первая страница была вырвана с корнем, очевидно, какой-то умник записал на ней адресок своей подружки и ничтоже сумняшеся сунул его себе в карман, ублюдок.

-- Что вы мне еще скажете… вы меня сильно задерживаете, отец, я собираюсь пойти разобраться здесь с портье и принять душ… у меня срочные дела…

-- Насчет воды не волнуйтесь, она появится после полудня, вот увидите, по утрам ее никогда не бывает…

-- Вы то откуда знаете?

-- Я живу здесь уже неделю, -- я позабыл, что он уже что-то говорил мне об этом, -- и поэтому я уже многое знаю… когда вы познакомитесь со всеми остальными, то… вы еще кое-что узнаете… и потом… здесь много, чего происходит.

-- Ладно, выкладывайте, что еще тут творится?

Он отряхнул сутану и прошелся по комнате. Мимо моей незастеленой постели.

-- Тут еще живут несколько человек, не все порядочные и благовоспитанные люди… но ведь… Бог…

-- Избавьте меня от ваших проповедей, отец, говорите по существу…

-- Люди очень разные, мадам Лола, и ее племянница…

Вот, только теперь я не сомневался, что эта негритянка у меня под дверью была не горничной-алкоголичкой, как я подумал поначалу, разумеется, горничной не позволили бы валяться в коридоре, это была постоялица…

-- Есть еще Ли Чан, и миссис Мортон, я так и не смог выяснить, как долго здесь находится эта пожилая женщина, она плохо понимает, что живет в отеле, а не в своем доме. Да, еще есть Джулия, о, эта девушка очень приятная, но она глухонемая… и, кажется, она беременна… и профессор Дуглас, из университета северной Флориды, он археолог. Совсем молодой, очень умный человек, я поначалу много с ним беседовал, но сейчас он стал более замкнутым, выходит только за едой в буфет… тут нет столовой и нет ресторана, ведь отель самого низкого класса, -- он развел руками… раньше мы оставляли деньги, но теперь они закончились, хотя нам приносят счета, каждое утро после уборки комнат у нас в номере есть счет, думаю, у меня еще не такая большая сумма, как у миссис Мортон.

Я не сомневался, что говорю с сумасшедшим. Сколько мне приходилось видеть их, сначала в академии в Брайтоне, затем в Оствилле, затем повсюду, где мне довелось бывать. Психи всюду доказывали мне, что они видят, некоторые странности, хотя в каждом деле, которым я занимался, загадка не стоила выеденного яйца. Джордж тоже был психом, иначе он был бы жив до сих пор. Я отогнал прочь воспоминания о том вечере в «Сирене».

-- Ладно, что тут еще…

Мне не терпелось выставить его вон, отыскать порте и устроить ему хорошую встряску. Сукины дети видимо забыли, что в мире существуют люди с револьверами.

Священник замер на месте, вылупив на меня свои глазки в изумлении.

-- Я вам итак многое рассказал, инспектор… я так рад был… а вы сами не хотите сказать, что…

Он что-то еще продолжал мямлить, пока я оттеснял его к двери и, наконец, пожелав ему приятного аппетита, вытолкнул его в коридор и захлопнул дверь.

Надо было поскорее разобраться с водой в кране. Время было половина двенадцатого.

Удивляло меня то, что никто не звонил мне. Гарри не подавал признаков жизни и его номер молчал, так же как и номер портье. Молчал и восьмой отдел. Словно все вымерли. Я вышел из номера, запер дверь и спустился на площадку лифта. Но тут увидал табличку, что лифт временно на ремонте, проклиная это заведение, я пошел пешком, пока не оказался в полутемном холле, на ресепшене сидела темнокожая девчонка лет двенадцати.

-- Ты заменяешь здесь мать, -- спросил я ее, я хотел сказать, что ее мать, служащая отеля отошла в сортир и оставила ее посидеть на своем месте, почему-то мгновенно поняв, что она и есть та самая Матильда, впрочем, не было ничего странного под пальмами сидела негритянка и курила, все также как в тот раз, когда попросила у меня зажигалку.

Добрый день мистер, -- она помахала мне рукой.

-- Я с тетей, -- ответила мне девчонка, -- она ждет, когда сварится кофе.

Я повернулся к двери буфета. Там сидело еще два человека. Молодая женщина лет двадцати пяти и мексиканец, подойдя ближе я, понял, что это он одет был в костюм мексиканца, судя по всему, этот блондин с черными бровями был типичным французом, он что-то изредка говорил своей собеседнице, пока та не встала из-за стола. Тут я увидал ее живот. Она была беременна. Да, точно, как говорил священник. Я забыл спросить его имя. Но это не имело значения.

Лола вошла, загородив собой половину прохода, и принялась наливать в огромную кружку кофе, булькавший в стеклянной колбе кофеварки. Француз поздоровался с ней и тут только попытался удержать беременную, но она отмахнулась от него и прошмыгнула мимо меня на лестницу. Я успел заметить, что волосы у нее выбеленные на концах, они были совсем темными у корней, одета она была в красный халат, подвязанный под грудью.

Я подошел к столу француза и сел.

-- Инспектор полиции, Стивен Кейн.

Он поднял свои черные брови и сжал губы.

-- Вам неприятно мое имя или вы его не первый раз слышите?

-- Слышу его впервые, инспектор.

Это меня несколько озадачило. Малый врал, конечно,… врал, не краснея. Я же помнил его лицо. Я видел его где-то. И снова мне подумалось о Джордже. Но в эту минуту в дверях буфета появилось странное существо. Одето оно было в ярко розовую майку и синие джинсы, это был субтильный невысокого роста китаец с глазами, густо обведенными золотыми блестящими тенями… майка была рваной на спине, так что я видел его лопатки, когда он полез за стойку, чтобы взять чистый пластиковый стакан и тарелку чипсов.

-- Тогда, может, скажете, где администрация этого свинарника?

Француз помалкивал.

-- Кто здесь главный?

-- Никто, инспектор, совсем никто.

-- А вы небось профессор Дуглас из Флориды?

Он кивнул безо всякой паники.

-- Мне сказал падре, он не в себе, я это сразу заметил…

Француз пожал плечами…

-- Так вы мне расскажете, что тут приключилось?

Я достал диктофон, который мне выдали в седьмом отделе, предупредив, что иногда он заедает, и нажал на кнопку.

Дуглас помрачнел, но все-таки начал болтать.

-- Тут ничего не произошло, я приехал около месяца назад. Я познакомился с Джулией, она развелась с мужем, когда узнала, что беременна от любовника… ) как он мог узнать все эти подробности от глухонемой? – это я подумал уже позднее, дня полтора спустя, после первой нашей встречи, впрочем, она могла уметь писать…) и еще вот Ли, -- он кивнул в сторону китайца, который решительно направился к нашему столику… походка у него была легкая, летящая, я сразу подумал о бабочке, большой легкой бабочке с рваными крыльями, -- он болен, но это не опасно для нас, -- Дуглас как-то странно поставил ударение на последнем слове, -- это болезнь, которая передается только через кровь, через сперму, через… вы сами знаете, инспектор.

Я знал, что этот университетский чистоплюй вешал мне лапшу на уши… я знал, что Джордж полжизни трахался со своими клиентами, а полжизни видел кошмарные о том, как он умирает на больничной койке с темными пятнами на груди и животе. На руках и на щеках, поблекших от пудры, но все с ним вышло по-другому. Почему-то я не хотел вспоминать об этом.

Китаец, похоже, ни слова не понимая из нашего разговора, мотал головой то в одну сторону, то в другую. Оно было и лучше. Пока Дуглас что-то болтал про свою пассию, ожидающую ребенка, я рассматривал их обоих, понимая, что это занятие постепенно возвращает мне душевное равновесие. Потом я все равно все прослушаю заново в записи… Негритянка куда-то улизнула, в открытую дверь буфета не было видно и девчонки на ресепшене.

-- …денег у нее давно нет, как и у меня. Ни у кого из нас нет денег.

Эта фраза вернула меня к действительности. Я удивлялся, что слышал ее во второй раз. Но Дуглас не похож был на идиота.

-- Как вы тут живете, без денег?

-- Вы это сами узнаете, инспектор, раз в три дня мы пытаемся найти… в общем мы стараемся отыскать возможность выйти отсюда. Из отеля. Но пока что это никому не удавалось.

-- Что это значит?

Китаец, жевал чипсы, хрустя и причмокивания, после каждого глотка кофе.

Дуглас снял сомбреро и бросил ее на соседний стул, у него были светлые вьющиеся волосы до плеч, я поначалу принял их за парик, но теперь видел, что ошибался, его шевелюра была настоящей, тонкие белые руки вертели открывалку, мне стало любопытно, копались ли эти руки когда-нибудь в сухой пыли, от которой портится нежная кожа, в земле пустыни, соленой и разъедающей мелкие трещинки, ни одного повреждения на них не было видно… я сомневался, что этот профессор археологии, когда-либо прикасался к чем-то кроме своих белых листов с научными статьями. Но кто же вытаскивал внутренности у жертв…

-- Вы что-то слышали об убийствах в городе?

-- Об убийствах? – я видел недоверие в его глазах, точно он подозревал меня в том, что я решил над ним поиздеваться.

-- Не прикидывайтесь… вы знаете.

Он переглянулся с китайцем, тут я подумал, что этот маленький азиатский мерзавец не так уж туп и кое-что понимает.

В буфет вошла старуха, вся увешанная побрякушками в черном брючном костюме, висевшем на ней мешком, она обвела взглядом все помещение и села у самого входа, развернув фольгу и принявшись класть в рот дольки очищенного апельсина.

-- Это миссис Мортон, -- сообщил мне профессор, -- она действительно сумасшедшая. Она не помнит, откуда она, но все остальные вполне нормальны. Странно, я только теперь обратил внимание на то, что музыка, игравшая здесь с того момента, как я вошел в буфет, играла слишком долго, так долго, что знакомая мне песенка должна была бы уже сто раз закончится. Это была старая добрая песенка про Калифорнию…

Such a lovely place

Such a lovely place

Such a lovely face

Я смотрел на старуху и думал о Джордже. Эта идиотская музыка тоже попадет в запись и от нее будут лишние помехи. Китаец, закрыв позолоченные веки, медленно раскачивался из стороны в сторону…

Джордж был слишком молодым. Я хотел бы, чтобы все получилось по-другому, чтобы не было этого выстрела в спину. И я не хотел бы чувствовать его засохшую кровь между своих пальцев, ощущать, как она стягивает мне кожу на лице, я хотел бы, чтобы он был жив и был сейчас со мной на месте этого золоченого идиота… мне снова захотелось пристрелить кого-нибудь. Я нащупал пистолет, стараясь справится со сладковатым невыносимым зудом в груди. Если бы не пристальный взгляд Дугласа, я бы не удержался. Но он так смотрел на меня, словно умолял не делать того, что я всегда хотел.

Джордж когда так же смотрел на меня перед тем, как его глаза навсегда закрылись.

-- Послушайте, профессор, -- я оглянулся вокруг на стены, увешанные плакатами с голыми танцовщицами, -- я вижу, что вы человек не глупый, не будем создавать друг другу проблемы, я даю вам слово, что никаких обвинений в ваш адрес… а вы мне….

Старух поднялась со стула, и взяла свою палку, глядя в нашу сторону. Музыка, звучавшая раздражающим фоном, снова и снова ложилась на мои воспоминания. Старая ведьма пригрозила нам клюкой и выкрикнула что-то, один потом другой раз, пока не повернулась и не удалилась прочь.

-- Я говорю вам правду, инспектор, я не имею понятия, как выйти отсюда, вы сами только что слыхали, что сказала миссис Мортон – мы все тут узники. И она, и я и Джулия. Боюсь и вы тоже… я не знаю, как это объяснить, да и объяснять не надо.

Внезапно он повернулся к китайцу и, наклонившись, начал целовать его, тот отвечал ему со всей своей блядской готовностью… Я сплюнул и нажал на кнопку диктофона.

Когда я это записал, я уже не помнил, сколько прошло времени…

Месяц, похоже, не более. Этот день тогда был первым или вторым или третьим здесь… Или что-то было еще раньше? Но я удивился тому, что записи все были наполовину испорчены, не только эта, но и многие другие, голоса на них были почти неразличимы, зато громко играла чертова Калифорния. Я несколько раз пытался обыскать отель. Все здание. Помню, как впервые мы поднялись в холл и подергали запертые двери вместе с Дугласом. Ли Чан таскался за нами повсюду, и мне хотелось прострелить ему башку. В нем было немало отвратительного, например, привычка приставать к любому, кто мог хоть сколько-нибудь удовлетворить его собачью похоть… странно, я все время вспоминал Джорджа. Но Ли Чан был менее противен, чем пастор, он молчал. Болтал падре, наш святой отец-проповедник часто присоединялся к нам во время наших блужданий по темным коридорам и подвалам нижнего этажа, это он, сволочь, разбил единственный фонарь, который у меня был. Я прихватил его видно еще из машины, когда приехал…

Я так и не мог поверить, что отсюда невозможно выйти. Вообще-то я не сомневаюсь, что прошло гораздо больше времени, и с течением его я все яснее начинаю понимать, что происходит, не умом нет, но самым темным и отдаленным уголком своего распадающегося или впадающего в сон «я». Я убедился в том, что после обеда на моем столе и правда стали появляться счета, я складывал их на подоконник, потом я пробовал некоторые из них выбрасывать, потом сжигать… Я сидел в ванной, полной горячей воды, обклеив ими стены, но на следующий день я снова видел их пачку у себя на столе… так что я перестал обращать на них внимание… Нередко я ожидал, что я просто вот-вот должен проснуться. Если бы не истерики Джулии, которая знаками постоянно показывала нам, что она боится, что ей придется пробыть здесь так долго, что у нее начнутся роды, а никто не сможет ей оказать помощь, все было бы не так уж скверно… толстуха Лола хлопала ее по спине и уверяла, что в тюрьме она уже принимала роды и не один раз.

Я подарил ей свою зажигалку, поскольку каким-то непостижимым образом бросил курить… заметив так же, что шотландский акцент моего отца, который я скрывал всю жизнь и от которого я верил, что избавился еще в школе, становился с каждым днем все более заметным. Здесь никто не говорил на хорошем языке из тех, кто мог говорить… про миссис Мортон можно было не упоминать, она всегда несла вздор.

Как-то однажды я спросил отца Филиппа, о чем она толкует ему на исповеди, на которую являлась к нему по пятницам… (впрочем, откуда я знал, что это происходило по пятницам… возможно, день этот назывался иначе)

-- Она рассказывает мне о том, как она потеряла девственность, инспектор, как она сожалела о том, что это произошло и о том, что теперь ей приходится томиться в одном доме в одном проклятом кругу с убийцами ворами и прелюбодеями из-за этой величайшей ошибки…

-- Вам не надоедает слушать ее, -- я задавал ему этот вопрос всякий раз, когда он упоминал о ней, и он всякий раз с неизменным терпением отвечал мне, что этого хочет от него Господь…

Как-то раз я отправился ночью за водой, мне хотелось не только пить, но и выпить, только вот пришлось спускаться через черный ход, это значит, что я мог бы выйти на улицу и постоять под открытым небом, была сырая дождливая ночь, когда я поднял голову, то увидал в окне третьего этажа свет. Обычно света там по ночам не бывало. Ни в одной из комнат не горел свет. Зато были свечи. Но их никто не зажигал. Странное суеверие владело всеми, кто там находился… Свеча, которая была в каждой комнате, стояла нетронутой на подоконнике. Я поначалу не поддавался этому глупому страху и зажигал свою свечу всякий раз, когда темнело, но все советовали мне не делать этого. Особенно много мне советовала миссис Мортон, так что я все же пристрелил ее, после одного такого совета. Теперь у нас возникла неприятная необходимость закопать ее тело на заднем дворе. Меня не осуждали -- старая ведьма всем надоела, ее проклятия и ее исповеди всем навязли в зубах… маленький Ли Чан даже танцевал от радости. Но только на следующий день он слег и уже не поднимался…

-- Это болезнь… -- напомнил мне Дуглас, когда мы пришли в его комнату, -- он скоро умрет.

-- Мы скоро все здесь сдохнем, -- равнодушно отозвался я. – Все равно.

Падре принялся молиться, горячо обещая, что отныне он не станет более грешить и будет жить в соответствии с законом, данным нам свыше… что-то я не запомнил все, что он болтал про милосердие.

Тут я снова почувствовал этот мерзкий запах, который некогда доносился с лестницы. Негритянки с нами не было и ее девчонки тоже. Джулия, должно быть, была в буфете, последнее время она только и делала, что ела… Мы были втроем.

-- Скажи мне, Дуглас, -- я схватил его за воротник рубашки, -- тут еще был кто-то, когда я приехал, а?

Эта упрямая скотина молчала слишком долго, пока я не стал трясти его, обещая, что он тоже получит пулю, если не ответит.

-- Здесь с нами… был еще один человек, сначала мы полагали, что это хозяин отеля… он был довольно старый, знал все коридоры, все комнаты и выходы… он уверял нас, что он действительно владелец этого отеля, но вскоре мы поняли, что это не так… он тоже не мог выйти отсюда… позднее он упал в шахту лифта и разбился насмерть, шахта очень глубокая, она идет метров на пятьсот под землю. Так, по крайней мере, я полагаю, судя по звуку тех предметов, которые мы в нее кидали… отец Филипп, вы можете это подтвердить…

Красный как рак падре трясся от страха.

-- Это он, сказал нам, что не стоит жечь свечи… потому… потому что… наша жизнь, мы сами сгорим с ними… так произошло с ним, когда его свеча догорела он умер. И потом, когда я увидел огарок свечи миссис Мортон, она его прятала ото всех под подушкой… я подумал, что ей конец… и так оно и случилось… вы… вы…

-- Заткнись, -- я подошел к нему, зная, что он вот-вот произнесет это, скажет, что я – убийца…

Влажный воздух был с привкусом какой-то вони. Я ни минуты не помнил себя в этом месте, чтобы не ощущать ее, но сейчас я чувствовал ее так сильно, словно останки старухи, закопанные нами на заднем дворе, обнажились и гнили под открытым небом… Я снова глянул наверх, любопытство мне не давало покоя… я хотел знать, кто зажигает свою свечу.

Я прошел к лестнице и стал подниматься. Я уже знал, что скорее всего это было комната Джулии или отца Филиппа. Они находились рядом… Так же как и моя комната рядом с норой с толстухи Лолы.

Я постучал в дверь. Но никто не ответил. Да теперь я уже знал, что не ошибся, это была комната отца Филиппа, у Джулии было темно и тихо. Я дернул ручку, и дверь со скрипом отворилась. Свеча стояла на полу, наверное, раньше она находилась на поддоннике, иначе я бы не заметил свет и не обратил на него внимание. Внутри все было тихо, так тихо, что я подивился, куда девался священник. Я достал пистолет на всякий случай, мне давно не нравился этот тип, еще с тех пор, как он сам первый раз притащился ко мне. И теперь я мог ожидать от него все чего угодно. Только вот тут я услыхал тоненький голосок Матильды, он шел со стороны постели… я решил, что мне это показалось, сделал несколько шагов и понял, что на постели действительно кто-то лежит… Она пела, откинув с себя одеяло, и лежала голой в постели в комнате падре. Я глазам своим не мог поверить.

Девчонка смотрела на меня и пела, лаская себя со всем бесстыдством уличной проститутки, облизывая пухлые губы ярко-розовым языком.

-- Что ты здесь делаешь, -- я говорил так тихо, что сам едва слышал свой голос, -- здесь в постели отца Филиппа, блядь?

-- Mirrors on the ceiling… – продолжала она хныкающим голосом, я поднял голову, с удивлением увидав, что потолок над постелью был и правда зеркальным, я не видел прежде нигде таких потолков в этой дыре, Матильда смотрела на свое отражение, извиваясь в оргазме, до которого довела сама себя, сжимая руку между ногами и виляя тощими бедрами…

Я подумал, что с трудом мог бы вообразить себе нечто подобное в Брайтонской академии – передо мной билась в экстазе на постели падре двенадцатилетняя черная проститутка, а этажом ниже подыхал от СПИДа китаец, который на моих глаз столько раз отсасывал профессору археологии…

-- Инспектор… я очень сожалею… -- раздался за моей спиной голос отца Филиппа, вышедшего из ванной, прикрывавшего полотенцем, с волос у него капала вода. Я разразился хохотом и сорвал с него полотенце. Он не сопротивлялся.

-- Надо было начать с вас, отец, а не миссис Мортон, -- прошипел я ему, поднимая пистолет… вы больше подходили бы на роль первой жертвы и воняли бы куда сильнее, чем сейчас воняет на заднем дворе…

Его большой красный член торчал не прямо, но с какой-то редкостной кривизной, и я задумался о том, что влагалище этой маленькой негодяйки, было очень эластичным, если вмещало такого размера кусок плоти…

Я выспался и, проснувшись после той ночи, вспомнил, что не убил его, нет… но меня разбудил Дуглас, он тряс меня с таким остервенением, словно собирался сообщить, что через минуту этот поганый отель с нами вместе должен провалиться в преисподнюю…

-- Лола повесилась в буфете, голой, -- сказал он мне, -- Джулия пришла туда утром и ее стало рвать, теперь там все стены и пол в блевотине, туда не войдешь, но воду пока не дали, так что мы не сможем… я принес кофе, -- он подал мне стакан с горячим кофе… -- здесь две ложки… как вы обычно пьете, инспектор.

Я взял у него стакан. Голова у меня болела как некогда после расстрела в клубе «Бриджес». Там положили двадцать семь дилеров и троих полицейских, но темные нити этого дела так и ускользнули из наших рук…

-- Я все время думаю о том, что мы… нам не страшно умирать, но Джулия… я думаю, мы может ей помочь чем-то…

Я потягивал кофе, смакуя его вкус и мысленно благодаря Господа за то, что мне не пришлось с утра спускаться вниз, чтобы полюбоваться на голую негритянку в петле.

-- Я вижу вы…

Он так и не договорил… я перебил его, рассказав ему о ночных развлечениях отца Филиппа и Матильды.

-- Что мы можем сделать… профессор. Мы заперты в этой нелепой клетке. Играем в игру правил, которой нам не сообщили, по всей видимости, мы представляем собой любопытный материал для наблюдения. Я ничем не могу помочь не только вам, но и самому себе.

Я глотнул кофе и обжегся. Я стался не обращать внимания на свою руку, на свой палец, под ноготь которого попал осколок бритвы, но боль иногда давала себя знать, он распухал и гноился, потом гной вытекал и все прекращалось на день-два и начиналось снова, ранка воспалилась, мне нужны были антисептики, но мы обыскали все комнаты ни у кого не нашлось аптечки.

-- Быть может разгадка или выход где-то дальше, она осталась там, откуда мы попали сюда… -- продолжал он философствовать, -- там, где мы были прежде, вы это можете вспомнить инспектор.

-- Я ничего не помню, кроме того, что приехал на какую-то станцию, где кажется, взял в аренду раздолбанную тачку и покатил прямо сюда ночью. Я оставил машину на стоянке… это было давно или не так уж давно… кто знает. Я не помню. Помню, что ехал в поезде с каким-то мудаком, который говорил мне про…

Я запустил руку в карман, а спали мы все давно уже в одежде, опасаясь, что однажды ночью нам надо будет собраться как можно быстрее… это только падре позволял себе роскошь принимать ванны и ложиться голым потрахаться со своей малолетней шлюшкой.

-- Послушай… я…

Визитки были на месте во внутреннем кармане, только на что они были годны, когда никто не отвечал на мои звонки, я взял телефон и стал набирать номер. Раздались гудки, затем трубку сняли, у меня сердце подпрыгнуло от радости.

-- Это мистер Хордив, да это вы я слышу у вас такая же одышка, как когда вы мне говорили в поезде про Митчелл… скажите мне, где вы… нет лучше вот что, срочно позвоните по телефону, который я вам сейчас…

Я не успел договорить, трубку повесили. Мне сделалось сначала жутко, затем досадно и меня охватил приступ бешенства, я швырнул телефон в раскрытое окно. Я полагал, что расстался с ним навсегда, но на следующий день я его увидел на своем столе снова. Дуглас все это время наблюдал за мной молча. Он не стал возражать, когда я попросил его убраться к чертовой матери от меня подальше. Когда дверь за ним закрылась, я уснул еще на два часа, а потом проснулся, вспомнив, что дали воду, и пора было спуститься вниз и отмывать этот чертов буфет, иначе мы все бы передохли от голода в ближайшие десять дней. Дуглас и отец Филипп, сняв негритянку и завернув ее в несколько простыней, мыли теперь полы и стены, выжимая тряпку в ведре полном воды и блевотины, собранной ими со всей тщательностью профессиональных уборщиков. Я не мог бы ничем оправдать, что стоял в стороне, особенно видя зеленое лицо Джулии с выпученными от страха глазами. Руки и ноги у нее похудели, я видел это, поскольку она подвернула рукава и полы халаты, чтобы не запачкать их, и остался только большой живот, почему-то мне подумалось, что будет у нее точно тройня.

Я снова спросил себя, как долго еще будет продолжаться этот сон… в детстве мне часто снились кошмары, потом родители везли меня на пикник в Сноудон или еще выше в горы и я все забывал…

-- Промойте тут еще раз, инспектор, -- Дуглас вручил мне тряпку и понес сменить воду в ведре.

Я был уверен, что он понесет ее выливать на задний двор, просто потому что так было ближе, чем нести ведро в сортир на втором этаже… я бросился за ним следом.

Я почти был уверен, что его там ожидает очередной сюрприз, и я не ошибся, под яркими солнечными лучами, темная струйка крови и мозгов, вытекших из курчавой головы Матильды, казались причудливым узором на подсохшей после ночного дождя земле. Она, вероятно, спрыгнула с восьмого этажа, и теперь нам пришлось бы звать отца Филиппа, прочитать отходную молитву, но только пользы от него было бы меньше, чем молока от козла…

Мы закопали ее и вечером и сели в буфете, где всегда горел свет, вчетвером. Четверо нас и оставалось теперь.

Шоколад, который сварил вместо кофе Дуглас, был особенно вкусным после всего, что произошло днем. Я радовался, что единственная еще оставшаяся в живых женщина глухонемая. Джулия молчала и этого было достаточно, а все что ей говорил когда-то в Дуглас она не понимала и не слышала, ей было все равно… я удивлялся, как мог я некогда решить, что они любовники… Когда она вернулась от Ли Чана, я знал, что она нашла его мертвым или умиравшим… меня почему-то не удручало… просто на заднем дворе еще было место.

Дуглас пил молча, подливая виски в шоколад и отрезая куски копченого мяса – этого добра в холодильнике огромном как комната было достаточно, растворимых супов и пюре… и спиртного. От последнего я чувствовал себя вероятно так же, как грязная скотина падре в постели с малолеткой.

Мне хотелось трахаться, но, посмотрев на беременную Джулию и отца Филиппа желание у меня пропало. Еще меньше мне хотелось провести ночь с трупом Чана, он и живым не казался мне особо привлекательным. Я представил себе, как стану вылизывать покрытые блестками и золотой краской веки мертвого китайца, а потом возьму в рот его мягкий член, но сосать его будет так бессмысленно, как и сиськи Лолы.

-- Инспектор… -- Дуглас положил мне руку на плечо, а другую на колено, мне было жарко, сидеть с ними всю ночь было не по мне. Я встал из-за стола и ушел в свою комнату, там у меня под кроватью валялся пыльный листок, о который я когда-то не стал пачкать руки. Теперь мне он мог пригодиться. Я сел на постели разглядывая картинку но, думая о Джордже… он был слишком молод. Я преувеличивал, или наоборот сожалел, что был старше его, не знаю. Мы познакомились в одном борделе в Морригане. Он был там чем-то вроде бармена и мальчика, подменявшего профессиональных проституток, на самом же деле, проституткой он не был. Он был трансвеститом, изощренным и развращенным, сидевшим на героине, но продажной тварью он не был. Нет. Я бы не выпустил его на волю, если бы усомнился в этом. Когда операция была закончена, и все его дружки получили срок, который им не светило избыть в ближайшие две три реинкарнации, я впервые оказался с ним в постели, не потому, что он хотел отблагодарить меня, но просто потому что я был пьян и поблизости не было женщин… так мне казалось…я не хотел думать, что мне нравятся его глаза, темные с тяжелыми веками, выступающие скулы и мне нравится ласкать языком его шею, покусывать соски и держать в руке его член. Утром я сказал себе, что больше этого не повториться, это и правда не повторилось, неделю спустя его застрелили в клубе «Сирена», скорее всего это был киллер, нанятый одним из разоренных нами наркомагнатов, впрочем, это могла быть и случайная пуля… я все еще пялился на модель с фалоиммитатором, но сам уже начал дрочить, помня только о той ночи, когда его мокрая спина прижималась к моей груди, и он стонал и вздрагивал подо мной…

-- Стивен, вы меня слышите? – неужели я наконец-то мог проснуться… неужели наступил конец кошмара…

Я открыл глаза, вздохнув, словно вынырнул из воды, рядом с моей постелью стоял Дуглас. Он был голый до пояса, в руке у него была свеча, не та, что была в моей комнате – та стояла на подоконнике, -- у него была свеча, которую он принес с собой. Она горела слабоватым желтым огнем с синим сердечком в самом центре на кончике фитиля.

-- Что ты делаешь… погаси ее…

Он покачал головой, поставив ее на стол. Я задул пламя и, схватив его за руку, потянул его на постель.

Дуглас не вырывался, я стянул с него брюки и уложил на постель, прислушиваясь к прерывистому дыханию. Если все это не был сон, то не все ли было равно, что мы собирались делать.

-- Вспомни, как ты оказался здесь…

Я принялся целоваться с ним. Думая, что наутро пристрелю его, как миссис Мортон, я не мог бы допустить мысли, что какой-то археолог из Флориды впоследствии начнет меня шантажировать…

-- Я уже говорил я взял машину на станции, -- я бросил рубашку на стул что-то звякнуло выпав на пол… это были ключи, два ключа, одним я всегда запирал свою комнату.

Дуглас поднял их и рассматривал лежа на спине, поднеся совсем близко к глазам.

-- Почему у тебя два ключа?

-- Понятия не имею, этого я тебе не скажу даже после того, как мы трахнемся.

-- Но здесь ни у кого нет двух ключей, Стивен.

-- В таком случае я - как всегда исключение…

На утро мы закопали на заднем дворе только Ли Чана. Дуглас взял за руку Джулию и ушел с ней в ее комнату. Я не испытывал ревности, отец Филипп, спросил меня, не хочу ли я ему покаяться в чем-нибудь, я рассмеялся ему в лицо, но затем во всех красках расписал как е**л прошедшей ночью профессора археологии. Я полагал, что это не могло смутить его.

-- Вы очень искренний человек, инспектор, очень, -- этот педофил краснел и всхлипывал от волнения, слушая меня, пока не вернулся Дуглас.

Мы снова заговорили о ключах. К чему это было, я злился, зная, что если нам суждено передохнуть тут, то неважно, сколько у нас ключей.

-- Этот отель называется «Golden Mask», я слышал, что он был построен восемнадцать лет назад. Здесь раньше была шахта и подземный ход. Я думаю…

-- Это отель «Пальмовая сучка», Дуглас, а не Голден Мэск, пойди проспись…

Все мы называли его по-разному, но это не имело значения. Мы не могли выйти отсюда, мы были узниками… Но иногда я все еще надеялся на какой-то ответ. Все еще. Дуглас ушел спать в свой номер. Он просто не пожелал спать со мной. Я заснул один в кресле в своей комнате, я не помнил ничего, кроме того, что всю ночь видел, как я гонюсь по лестницам за каким-то человеком в сером пальто, он очень проворно взбирался наверх, потом летел вниз, и я как ни старался не мог настичь его… На вторую ночь все повторилось, но только когда он повернулся ко мне, я не видел в темноте его лица. Это был всего лишь ночной бред, я проснулся в кресле… но незнакомец был со мной. Он был в ванной, я это чувствовал. Хотя я не мог просить его выйти, я мог сказать ему все, что хотел.

-- Я могу оплатить счета…

-- Да, если сгорит свеча, когда сгорит свеча… тогда мы будем беседовать.

Я спустился в буфет и выпил ледяной колы. Сознание мое теперь работало необычайно ясно. Я оставил Мэрисвилль и поехал в Дингтон, чтобы выяснить одно обстоятельство, связанное с эфтаназией, практикуемой в госпитале Мэрисвилля, там было несколько случаев странных смертей относительно жизнеспособных пациентов. Да это было довольно давно… может быть несколько лет назад… но не раньше, чем случилась эта история, потому что я ехал в Дингтон, уже зная о его печальной славе и двенадцати жертвах Уильяма Паррелла, готовившего себе каждый месяц угощение по рецептам древней книге, где были описаны блюда из человеческих внутренностей. Это дело не имело до меня касательства, но я о нем думал, пока я ехал по темной дороге, я вспоминал подробности архивных материалов, с которыми ознакомился заранее. Я был так обеспокоен перед отъездом, что купил виски и отхлебывал его каждые десять минут…

-- Дуглас, -- я взял его светлую прядь и убрал ее от его пылавшего лица. Ни одна женщина мне так сильно не нравилась, как этот университетский сноб и педераст, он сам не знал, что делал, я даже не мог бы с точностью утверждать, что он будет помнить о той ночи. Была ли она вообще в его жизни, -- послушай меня, внимательно. Я зажгу свечу в полночь, вы с Джулилией спуститетесь вниз и откроете дверь в шахту, это не трудно сделать, надо будет поторопиться, я не смогу гарантировать вам достаточно времени… вы найдете тот замок, который надо открыть вторым моим ключом.

Я видел, что он недоволен услышанным. Но мне было все равно, я уже держал пистолет, направленный ему прямо в лоб.

-- Выбирай, если не пойдешь, умрешь сейчас.

Его пальцы задрожали, дотронувшись до ключа на моей ладони.

Около полуночи я зажег свечу и принес ее в ванну, полную горячей воды. Я погрузился в нее с удовольствием после трех бессонных ночей, я мог наконец рассчитывать на самый настоящий отдых. Осколок бритвы лежал на краю, я взял его осторожно мокрыми пальцами, под ногтем среднего из них у меня был гнойник, желтовато-серое пятно до самого полукружья… кожа на сгибе локтя поддавалась плохо, я смог ее прорезать только с четвертого раза. Но жила была глубже, боли я не чувствовал, я выпил так много, что содержимое последних семи бутылок водки я просто разливал по комнате, периодически не отказывая себе в удовольствии помочиться в каждом углу, голова у меня кружилась но, все еще соображала. Тот, за кем я так долго гнался, был здесь со мной. А значит, Дуглас и Джулия еще могли успеть открыть дверь… я не сомневался, что они смогут выбраться наружу, лишь бы за ними не увязался отец Филипп.

Я подвинул свечу ближе.

-- Как называется этот отель, мистер Парелл?

-- Эфтаназия. – Тень не пошевелилась, когда за дверью раздался стук и крики священника.

Я воткнул острие лезвия поглубже в рану и надавил, жила брызнула кровью, окрасившей воду, я мгновенно почувствовал непреодолимую слабость. Тошнота подступила к горлу.

-- Инспектор! Вы знаете, что… что вы делаете?

Я собрался с последними силами и швырнул свечу в комнату через открытую дверь ванной. Пламя поднялось до потока, но его треск не мог заглушить истошные вопли падре.

-- Добро пожаловать в геенну огненную, отец.

* * *

-- С чего вы взяли Ричард, что двое этих кретинов, -- капитан кивнул на сидевших у обочины светловолосого мужчину и изможденную женщину с младенцем на руках, с ужасом пялившихся на опускавшийся вертолет, -- не ширнулись и не несут нам эту ахинею под кайфом. Мэрисвилля здесь поблизости и в помине не было, до него пятьсот километров.

Они подошли к лэндроверу врезавшемуся в столб, похоже, не менее трех месяцев назад, сквозь запотевшее лобовое стекло был виден был сидевший за рулем.

-- Не трогайте дверь. Он слишком воняет, полковник. Вы сами понимаете… три месяца.

-- Не знаю, как могло такое произойти… он уехал еще в апреле.

-- Здесь плохие дороги, и потом, боюсь, экспертиза все же подтвердит то, что я итак вижу, -- он присмотрелся к стеклу, пытаясь разобрать надпись на этикетке бутылки, лежавшей на сидении рядом с покойником, -- виски.